Все доводы, приведенные министром финансов в пользу предстоящей пенсионной реформы, легко опровергаются.
Часовое интервью Антона Силуанова «Вестям 24» примечательно втройне.
Во-первых, министр финансов, не носящий у нас даже титула вице-премьера, держался вовсе не как начальник одного из ведомств, а как лицо, принимающее решения чуть ли не по всем экономическим вопросам.
Что полностью соответствует действительности. Слово «президент» в высказываниях Антона Силуанова прозвучало несколько раз, слово «правительство» — тоже, а вот «председатель правительства» — ни разу. Дмитрий Анатольевич не уполномочен приказывать Антону Германовичу. И это по-своему хорошо, ввиду принципиальных различий в компетентности и организаторских способностях этих двух сановников.
Во-вторых, силуановские размышления об экономической стратегии прозвучали незадолго до намеченного на 25 мая заседания президентского экономического совета, которое предположительно станет пробой сил в историческом споре между Алексеем Кудриным и Сергеем Глазьевым. Или, если угодно, между технократическим реализмом, насколько таковой еще возможен в нашем климате, и мобилизационным утопизмом, который уже несколько лет является весьма поощряемой разновидностью демагогии, однако к принятию хозяйственных решений до сих пор не подпускался.
Силуанов наверняка считает себя реалистом-технократом и накануне этой грандиозной схватки демонстрирует (а может быть, только изображает) уверенность, что экономическая политика России не полетит кувырком. И даже слегка усовершенствуется в духе приближения ее хотя бы к некоторым мировым стандартам.
А третье, и самое главное, заключается в его уверенности, что одним из этих новых стандартов должна стать очередная пенсионная реформа, проект которой совместно сочинили Минфин и Центробанк. Подробности этого плана попали в СМИ в конце апреля и сразу же вызвали скандал. И вот сейчас Антон Силуанов говорит об этой новации как о деле уже решенном и даже называет срок внедрения — вторую половину 2017 года. В крайнем случае, начало 2018-го.
Даже если в этом и есть кое-что от блефа, к программному заявлению первого де-факто лица в экономическом крыле российского правительства, сделанному к тому же на пике подковерных споров о дальнейшей хозяйственной и социальной стратегии, стоит внимательно присмотреться.
Не сомневаюсь, что Антон Силуанов считает себя прогрессистом и верит, что в минфиновско-центробанковском плане, даже после всех циклов приспособления его к особенностям нашего режима, осталось здоровое и разумное зерно. Кроме того, среди наших начальствующих лиц он выделяется прямотой и не особенно любит, судя по многим признакам, кривить душой.
Тем более интересно, что буквально все доводы, которые Силуанов изложил в пользу своего пенсионного проекта, опровергаются без малейшего труда.
Напомню, что главная новинка этой «пенсионной реформы» — смириться с упразднением обязательных государственных накопительных пенсий и взамен создать параллельную накопительную систему, обложив работающих добавочным шестипроцентным налогом, формально добровольным, но на практике, видимо, не совсем.
Теперь посмотрим на силуановские аргументы. Не так уж они и новы. Но их прелесть в том, что они — от автора, из первых рук.
«Работающие должны сами заботиться о своем будущем. Сегодняшний уровень пенсионного обеспечения позволяет иметь среднюю пенсию порядка 12-13 тыс. руб. в месяц. Работник должен понимать, что если он не будет участвовать в формировании пенсионных накоплений, то уровень пенсий будет такой, который сегодня есть».
Размер российских пенсий сегодня и правда невелик. Коэффициент замещения заметно меньше 40%, и год от года снижается. Но разве причина в том, что «работники не участвуют в формировании пенсионных накоплений»? Российский работодатель перечисляет в Пенсионный фонд 22% от заработка, начисляемого работнику. В Германии, где коэффициент замещения заметно выше нашего, пенсионные взносы составляют чуть меньше 20% от зарплаты. Из них половину платит работодатель, половину — работник. Реальный смысл проекта Минфина—ЦБ вовсе не в том, чтобы поделить нагрузку между работником и нанимателем, а в том, чтобы за счет работника существенно повысить пенсионные отчисления, и без того внушительные.
«Два года уже на составляющую пенсии в части накопительного элемента наложен мораторий. С тем, чтобы воссоздать заново эту систему, мы говорим, что каждый гражданин должен формировать себе такие накопления».
То есть государство предложит гражданину «воссоздать заново» (за его счет) накопительную систему, которую оно само сначала организовало, а теперь разрушило, растратив деньги, которые до этого обязалось перечислять в ее пользу. Если гражданин в своем уме, поверит ли он в то, что те, кто нарушил собственное слово и развалил старую накопительную систему, станут вдруг беречь и уважать новую?
«Действительно, пенсионная система достаточно часто и серьезно реформируется. Меняются подходы. Но если человек сам будет формировать свои собственные пенсионные накопления, вот здесь система точно не будет меняться, и накопления, которые будут перечислены на этот счет, они точно останутся за этим человеком».
С каких это пор наша вертикаль признает частную собственность? Всевозможные конфискации, пускай не всегда прямые и одноразовые, — любимое и постоянное занятие всех ее звеньев. Особенно занятно утверждение, будто «система точно не будет меняться». Если о нашей системе что-то и можно сказать наперед, так это именно то, что она перманентно меняется и наверняка будет меняться впредь.
«Это будут абсолютно надежные вложения, поскольку средства будут гарантированы теми инструментами гарантирования, которые сегодня работают для банковских счетов… И если ты вложил деньги в свой накопительный счет, то проценты по этому счету будут начисляться, и доходность будет формироваться в условиях гарантий государства — это очень неплохое вложение для обеспечения своих финансовых возможностей после выхода на пенсию».
«Неплохое вложение»? Сравнение с государственным гарантированием банковских счетов бьет в самую точку. Помешало ли «государственное гарантирование» обесцениванию банковских вкладов? Приумножились ли рублевые накопления в каком-либо надежном банке за последние несколько десятилетий? А ведь формирование накопительной пенсии должно занимать лет 30—40. Во что превратятся за это время взносы? Если вы в 1976-м положили свои деньги в сберкассу, то сколько снимете сейчас, сорок лет спустя?
Ну, пусть хоть двадцать лет спустя. С 1996 года индекс цен на товары и услуги (с поправкой на деноминацию) вырос у нас в 15 раз. Поинтересуйтесь, во сколько раз за это же время вырос рублевый вклад, положенный в Сбербанк? Не нравится? Вот и накопленная пенсия тоже не понравится.
Простейший способ сберечь деньги за этот отрезок времени — обменять в 1996-м свои рубли на доллары, положить на сбербанковский счет, а сегодня снять, обменять на рубли и выручить, с учетом начисленных процентов, сумму, раз в 15 большую, чем 20 лет назад. Вложение в доллар, то есть в самую примитивную разновидность иностранного актива, себя оправдало бы. Но нашим накопительным пенсионным фондам как раз и не рекомендуется инвестировать деньги своих вкладчиков в иностранные активы. Почему? А потому что не ради вкладчиков все задумано.
«Это в первую очередь направлено на обеспечение достойной пенсии. И второе — это, конечно, создает длинные ресурсы, которые нужны нашей экономике…»
Вот мы и подошли к истинной цели реформы. Настолько лучезарной, что ради нее прямодушный сановник-прогрессист готов кривить душой и «гарантировать» то, во что сам, скорее всего, не верит. «Длинные ресурсы». Деньги будущих пенсионеров, которые и в самом деле остро нужны «нашей экономике», то есть бизнесменам. Их так удобно взять и пустить на что угодно.
А через сорок лет отчитываться уж точно будет кто-нибудь другой.
Сергей Шелин