В ночь с 25 на 26 декабря исполнилось 25 лет с тех пор, как над Московским Кремлём был спущен государственный флаг СССР.
Алый стяг на линии фронта
В то время в качестве сотрудника посольства я находился в одной из горячих точек юга Африки, в Мозамбике. Посольская улица была плотно засажена деревьями, но подъезжал я обычно со стороны пустыря, и красное полотнище на высоком флагштоке было видно издали. Всякий раз сердце вздрагивало: вот ещё немного, кнопка звонка, голос коменданта, твой ответ, и ты на территории Родины.
Для нас, советских людей, флаг СССР был знаменем Победы 1945 года и всех великих достижений нашей страны в послевоенные годы. Символом, который заслуженно чтят друзья и ненавидят враги. Это особенно глубоко ощущалось в "прифронтовой", как её называли, а фактически фронтовой стране.
Новый флаг, кроме участия в августовских столкновениях, себя ещё ничем не проявил, а в исторической ретроспективе ассоциировался в первую очередь с беспомощностью временного правительства, сотрудничеством белого движения с интервентами и коллаборационизмом власовцев.
Усталость от предательства и его диагноз
К трагическому восприятию происходившего в предыдущие месяцы, особенно после 19 августа 1991 года, примешивалось, однако, ясное понимание того, что руководство СССР себя исчерпало, и надежд на него не может быть никаких.
У меня и моих товарищей по службе просто не было больше сил терпеть эту опостылевшую сдачу позиций противнику. Гэдээровские соратники, как и остальные друзья по соцсодружеству, были окончательно отданы на волю Запада ещё год тому назад, предательство по отношению к кубинцам и другим нашим товарищам в развивающихся странах нарастало, немалые заделы для сдерживания американской экспансии, которые были созданы в Мозамбике и прочих странах социалистической ориентации, разбазаривались.
Мы долго ждали, когда кто-то из руководителей СССР, пусть даже не самого высокого звена, сделает какой-то настоящий шаг, свидетельствующий о несогласии с Горбачёвым, о намерении противостоять ему. Сразу разочаровавшись в ГКЧП (достаточно вспомнить трясущиеся руки его руководителя Геннадия Янаева), некоторые из нас по молодости всё же надеялись, что таких патриотов и государственников выдвинет новая российская власть. И даже ельцинский звонок из Вискулей Джорджу Бушу полностью эту надежду не перечеркнул.
Поставить окончательный диагноз мешала, в том числе, и ущербность советского гуманитарного образования. Это сейчас мне абсолютно ясно, что Советский Союз в том его виде, в котором он существовал в 1970-е и 1980-е годы, был обречён – как в силу самой своей политической конструкции, так и, — и это особенно важно, — в силу её последствий для формирования человеческого фактора.
А тогда казалось: приди на смену Горбачёву не Ельцин, а руководитель противоположной направленности, окажись на месте Козырева или Гайдара другие люди, — и всё могло пойти по здоровому руслу. Но другие не пришли, и прийти не могли.
Это и стало основной причиной крушения СССР: качество советского руководства и его кадровая политика. К этому времени планетарное противостояние давно уже приобрёло цивилизационный характер, а мы продолжали сводить его к классовой и геополитической составляющим.
О том, чтобы удержать позиции одного из мировых лидеров за счёт собственной культурно-исторической силы, и тем более — по-настоящему действовать в этом конфликте с опорой на неё, никто в руководстве страны и не помышлял. Большинство вообще плохо представляли, в чём эта сила заключается и как она может быть по-новому осмыслена в современных обстоятельствах.
Не оправдавшиеся надежды
Вспомним в этой связи, что первым из возвращённых в "перестройку" отечественных мыслителей стал вовсе не Николай Данилевский, а его злобный противник, проповедник "общечеловечности" Владимир Соловьёв.
Идеи Данилевского о русском культурно-историческом типе и его противостоянии Западу оставались практически неизвестными нашим согражданам всё советские время, хотя сам Сталин и держал "Россию и Европу" в качестве "настольной книги всякого русского". Невостребованными в своей собственной стране оказались и те отечественные мыслители второй половины XX века, кто, как Александр Зиновьев, пытался придать новую жизнь идеям социальной правды и справедливого мирового порядка.
Будучи не в силах осадить цивилизационную агрессию Запада, да и не ставя перед собой такой задачи в силу внутренней коррумпированности им, "перестройщики" и их последователи занялись созданием видимости устранения глобальной сшибки. Её классовый аспект начали "устранять" за счёт восстановления в России капитализма, причём в его худшей, компрадорской, разновидности.
Методом геополитического умиротворения Запада стала сдача ему всех тех позиций, которые он был готов освоить. Между тем, ни то, ни другое устранить коренной конфликт современности, естественно, неспособно.
Историческая девиация и её исправление
Пойдя по пути уступок цивилизационному противнику своей собственной страны, новая российская власть нарушила сложившийся в русской истории порядок вещей. По нему, каждая новая форма русского государства предполагала в себе большую, чем у предшественника, способность противостоять постоянному внешнему натиску, имеющему своей целью колонизацию России.
Рюриковичи, научившись на своих собственных ошибках, сбросили с себя империю Чингизидов, но не сумели найти органичной для всего русского народа, включая элиту, формы противостояния Западу. Первые Романовы, получившие трон на волне деколонизации и успешно решавшие эту задачу на начальном этапе, выдохлись ещё быстрее. Петровская Россия была на высоте в борьбе с внешним Западом, но допустила его засилье внутри, что к концу XIX века поставило под угрозу и её суверенность во внешней политике.
Романовы не разобрались, что целью мировой войны является не перераспределение мира между группировками государств, частью которых является и Россия, а уничтожение России именно как культурно-исторической реальности. Они втянулись в эту войну и потерпели в ней поражение.
Свидетельством утраты патриотического целеполагания белым движением стал его союз с интервентами. Если бы белые на иностранных штыках сумели вернуться в Петербург и Москву, их власть неизбежно стала бы ещё более антинародной.
Только советское государство, сделав новый шаг вперёд в суверенном развитии страны, сумело защитить её народы и саму нашу цивилизацию как от основного, нацистского, агрессора, так и от остальных недругов, которые тогда именовались союзниками. Оно не только обеспечило нашу свободу, но и способствовало деколонизации большей части планеты.
Новым зигзагом в суверенном развитии России стали появившиеся к концу советской эпохи очередные проекты "замирения" с Западом. Но это был ещё только зигзаг, а вот российская власть образца 1991 года полностью перечеркнула отечественную традицию, сразу предъявив себя и миру, и гражданам России в качестве власти, открывающей для колонизаторов все двери, готовой переформатировать свою страну по чужим лекалам.
Её первое десятилетие было трагично, начало второго – немногим лучше, и только после 2007 года мы почувствовали, что власть начинает возвращаться в то состояние, которого от неё ждёт народ.
В чём состоит ложь "десоветизации"
Это, впрочем, я говорю о международных делах. Внутри страны она всё ещё очень отстаёт от ожиданий простых людей.
Именно это её отставание и требует от нас не попадаться на удочку так называемой "десоветизации" и "декоммунизации". Ведь их целью является оправдание новой бесстыдной капиталистической эксплуатации.
"Вы не правы! – скажут мне апологеты дореволюционной России. – Наша задача – лишь сказать правду о преступлениях коммунистов, побудить народ покаяться за грехи отцов. Без этого возрождение России невозможно". Удивительно, но в этом хоре рядом будут звучать голоса и ультралиберала, и того, кто считает себя православным и патриотом.
Тем, кто ищет национально-патриотический образ мышления, предложу задуматься вот над чем. Для православного человека его путь, как и путь его народа, неотделим от пути Христа. Мы, конечно же, отстаём и сбиваемся, но идти-то хотим именно этим путём.
А раз так, то зададим себе вопрос: разве Христос когда-то говорил, что возрождение Израиля невозможно без осуждения его народом преступлений предшествовавших правителей? Например, царя Ирода, а также тех, кто участвовал, скажем, в избиении младенцев? Может быть, он требовал назвать их поимённо? И учит ли Он нас, что каяться надо за чьи-то, кроме своих собственных, грехи?
Если мы живём в русской традиции, то, молясь о прощении грешников, мы будем хранить о наших предках добрую память. И идеи, которые помогли им отстоять независимость нашей страны и право на жизнь нашего народа, во имя которых многие из них погибали, а другие шли на каждодневный трудовой подвиг, порочить не будем.
Михаил Демурин, для МИА "Россия сегодня"