...насчет того, что не надо ничего праздновать, а надо только скорбеть и каяться, каяться и скорбеть, - они вовсе не про войну таким образом что-то пытаются нам сказать.
Этот их разговор - про другое.
И если бы ровно те же самые милые люди оказались, допустим, в Англии - и там, в Англии, было бы принято отмечать финал Второй Мировой с похожим на наш размахом, - они бы радовались и веселились.
Их бы умиляли карнавальные военные наряды, флаги, салюты, парады, старики, дети, фильмы, и даже откровенный какой-нибудь китч, шашлык "Черчиллевский", раздача из полевой кухни, - и они бы ни одним словом не заикнулись, что, мол, бомбардировки Ковентри, а потом и встречные бомбардировки Дрездена не дают нам морального права и проч.
И точно так же, случись им праздновать 4 июля в Америке или 14 июля во Франции, их бы нисколько не занимал вопрос о том, не сопровождалась ли американская победа над англичанами или французская победа над Бурбонами жестокостями, казнями, голодом-холодом, работорговлей, плохим отношением к индейцам, наполеоновскими войнами или сожженными городами.
Они бы просто участвовали в народном торжестве вместе со всеми - и еще немножко писали бы в социальную сеть про то, как все это мило и увлекательно, даже если смешно.
Потому что дело не в войне.
Дело не в бомбардировках, расстрелах, тиранах, рабах, лагерях, жертвах, индейцах и дрездене-ковентри. Не в преступлениях Сталина и Наполеона.
Дело только в том, чувствуете ли вы себя здесь - своим.
А они себя здесь своими - не чувствуют.
Им тут все чужое.
Как в чужой семье, где - для постороннего глаза - ползающие младенцы, домашние прозвища, застольные перебранки и банальные нежности кажутся ненужными и вульгарными подробностями.
А когда ты считаешь себя чужим - намного приятнее, конечно, обосновать это чувство ссылками на какую-нибудь большую историческую трагедию, на всеобщую вину, на тирана, а не бродить порожняком, без трагедии и вины, с одной своей отделенностью от.
Впрочем, само это ощущение чуждости - бывает разным.
У кого-то оно застарелое, злое, глубокое, и только эмиграция ему поможет.
А у других - это легкая интеллигентская дурь, и она постепенно утрамбуется, пройдет, и поймет человек, что и кошмары войны, и бесконечные жертвы, и лагеря, и тираны - вся эта тяжкая правда нисколько не умаляется тем, что люди празднуют, люди смеются, шумят и выпивают, и даже надевают пилотки, и, страшно сказать, фотографируют танки, и нет в этом никакой агрессии, а есть простое национальное чувство, такое же великое и простое, как и семейное.
Мы же знаем про своих родственников, что они трудные люди, что у нас с ними сложные отношения, и много чего было в прошлом, - но мы же их все равно любим, не так ли?
Вот так и главный национальный свой праздник можно любить - сквозь все страшное, мертвое, которое странным образом преображается в подлинное, живое.
Надо только сделать маленькое усилие и преодолеть эту дурь насчет того, что вы все плохие и глупые - в пилотках, с танками, флагами и шашлыком, - а я один такой скорбный и величественный стою, возвышаясь над вашей толпой.
Но откуда я знаю, что ее можно преодолеть?
Сам такой был.
А потом что-то незаметное произошло - и я себя больше чужим не считаю.